Эльдар Александрович РЯЗАНОВ

У нас в гостях великий российский кинорежиссер, сценарист, драматург, писатель, поэт, Почетный доктор нашего Университета Эльдар Александрович Рязанов.

Государственные награды и звания уже мало что добавляют к имени всеми любимого кинорежиссера, получившего почти официальный статус народного героя, народного гения. Рязанов — и этим все сказано. И если я сейчас перечислю некоторые регалии Эльдара Александровича, то исключительно из уважения к духу и букве сложившегося в Университете протокола.

Эльдар Александрович — Народный артист СССР, Народный артист России, лауреат Государственной премии СССР, Государственной премии РСФСР им. братьев Васильевых, обладатель многочисленных премий отечественных и международных кинофестивалей. Он награжден орденами Трудового Красного Знамени, Дружбы народов, «За заслуги перед Отечеством».

По сложившейся у нас традиции познакомлю вас с основными вехами биографии Эльдара Александровича.

Эльдар Александрович родился 18 ноября 1927 года. Его родители в то время работали в торговом представительстве СССР в Персии, поэтому и имя новорожденному дали восточное — Эльдар.

Он рано пристрастился к чтению. Любимой книгой в те годы был роман Джека Лондона «Мартин Иден». Как и герой романа, Рязанов решил вначале стать моряком, а потом писателем. Экзамены за 10‑й класс он сдал экстерном и отправил документы в Одесское мореходное училище. Но жизнь — великий режиссер. Она угадывает подлинные способности своих гениальных детей и каким-то неведомым нам образом их реализует: документы куда-то запропастились, а сам Рязанов случайно оказался в Институте кинематографии. Да так там и остался.

Эльдар Александрович закончил курс у прославленного режиссера Григория Михайловича Козинцева в 1950 году. Козинцев остался для Рязанова Учителем на всю жизнь, и когда его не стало, Рязанову показалось, что оборвалась «отцовская нить», возникло ощущение сиротства.

Биография кинорежиссера — это его фильмы. После окончания института Рязанов стал режиссером-документалистом на Центральной студии документальных фильмов, но в полной мере его дарование раскрылось, конечно, в художественном кино.

44 года назад он, как комета, ворвался в советский кинематограф удивительно светлым, замечательным фильмом «Карнавальная ночь». С тех пор он создал более 20 фильмов, и каждый из них стал явлением художественной жизни, гордостью и славой отечественного кино. Их названия у нас на слуху: «Берегись автомобиля», «Гусарская баллада», «Ирония судьбы, или С легким паром», «Вокзал для двоих», «О бедном гусаре замолвите слово», «Служебный роман», «Гараж», «Жестокий романс», «Небеса обетованные», «Старые клячи», «Привет, дуралеи», «Тихие омуты» и другие.

Фильм «Ирония судьбы, или С легким паром» стал в определенном смысле ритуальным. Сложилась общероссийская традиция — демонстрировать по телевизору этот фильм в канун празднования Нового года. Вместе с Эльдаром Александровичем мы надеемся, что появится еще одна традиция: с 1 января 2001 года по одному из телеканалов каждый Новый год будут показывать и «Тихие омуты».

Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым. В рамках сложившихся традиций ректор во вступительном слове не ведет дискуссию с почетным гостем. Тем не менее, Эльдар Александрович, я решительно не могу с Вами согласиться, когда Вы пишите, что влияние кинематографа на жизнь преувеличено и «Карнавальная ночь» никакого практического воздействия на жизнь не оказала. Это, к счастью, не так. Я утверждаю, что созданный Вами мир смеховой культуры — самый надежный гарант демократических преобразований. Ваши фильмы — предтечи неуклюжего слова «перестройка». Они помогли осуществить прорыв в нашу сегодняшнюю жизнь, подготовив общественное мнение.

Мне бы очень хотелось, чтобы собравшиеся в этой аудитории не только ощутили триумфальное шествие фильмов Рязанова, но и осознали трагедию такого, казалось бы, удачливого художника, поняли, какой ценой оплачено всенародное признание.

Жизнь Эльдара Александровича, как и всех граждан нашей страны его поколения, практически целиком прошла в условиях несвободы. Художник был несвободен в своем творчестве. И потому (как знать?), может быть, лучшие фильмы, задуманные им, такие как «Сирано де Бержерак», «Мастер и Маргарита», «Чонкин», так и не были созданы.

Система ощетинилась и показала всю свою разрушительную силу, когда вышел фильм «Человек ниоткуда». На целых 27 лет (!) кинолента легла на запасную полку.

Пять лет провел, по сути дела, в тюрьме фильм «О бедном гусаре замолвите слово»; то, что однажды мелькнуло на экране, было искорежено, искалечено под давлением чиновников-самодуров.

В адрес «Жестокого романса» в газетах развернулся настоящий шабаш. Ополчилась пресса и на «Дорогую Елену Сергеевну». У Рязанова были все основания сказать собственным двустишием: «Тем, что у меня депрессия, иногда обязан прессе я».

Сегодня это очень трудно представить, но режиссер был несвободен даже в выборе актера. Романов грозил закрыть фильм «Берегись автомобиля», если Смоктуновский будет утвержден на главную роль. Дело в том, что незадолго до этого Смоктуновский сыграл роль Ленина и теперь ему не положено было играть честного, но все же угонщика. «Сирано де Бержерак» не увидел свет, потому что в пробах на главную роль блистательно снялся поэт Евгений Евтушенко. Ильинского не утверждали на роль Кутузова: фельдмаршала не должен играть комик, твердили чиновники, это бестактно, это клевета на великого полководца.

Замечено, что удар, отбрасывающий назад, придает человеку наступательную силу. В гневе Рязанов неистов и непредсказуем. Не дай бог вывести его из себя. Как-то в ярости он снес дверь с петель в кабинете высокопоставленной госкиношной шишки. Гул от того удара, кажется, до сих пор слышен в чиновничьих апартаментах.

Главный урок, который преподал всем нам Эльдар Рязанов, состоит в том, что человек может и должен сопротивляться обстоятельствам. В недрах самой жесткой и бесчеловечной системы он сумел сохранить личную честь и достоинство.

Усваивайте уроки Рязанова.

Еще одна грань личности Эльдара Рязанова — поэзия. Рязанов — поэт Божьей милостью. Стихи он не вымучивает из себя, они рождаются как бы сами. «Как будто кто ведет пером твоим, как будто это — лавы изверженье» (Э. Рязанов).

Когда Рязанов пишет стихи для своих фильмов, он, дабы не ставить коллег в неловкое положение, выдает свое творчество за произведения других поэтов. «Других» легче критиковать. А похвала звучит искреннее.

О месте поэзии в своем творчестве Рязанов говорит так:

Я ничему так не бываю рад,

Как появлению стихотворенья,

И принимаю это каждый раз

Как дар, как счастье, как благословенье.

Талантливый человек талантлив во всем. Событием культурной жизни стали авторские программы Рязанова на телевидении. Непринужденная манера ведения передачи, приглашение в студию популярных политических деятелей, артистов кино, театра, умение «расшевелить» их сделали Рязанова легендарным телеведущим. Никогда не забудут телезрители рязановскую «Кинопанораму»: телепередачи о Высоцком, Ширвиндте, Никулине, Параджанове, о парижских тайнах Рязанова. У нас есть все основания говорить о Рязанове как о выдающемся российском просветителе.

Эльдар Александрович — прекрасный педагог. Его главное педагогическое средство воздействия — любовь и уважение к артисту. Я с карандашом в руке прочитал книгу Рязанова «Неподведенные итоги». Никто никогда не сказал столько добрых слов об актере, никто не был так щедр, как Рязанов. И артисты отвечают ему взаимной любовью и уважением. Вчера нашим гостем была Лия Меджидовна Ахеджакова. Если бы Вы видели, Эльдар Александрович, как светились ее глаза, как теплел голос, когда она говорила о встрече с Вами как о Божьем промысле. Можно сказать, что жизнь прожита не зря, если хотя бы один человек говорит о Вас так молитвенно и проникновенно. А ведь таких людей тысячи.

Из мастерской комедийного фильма Рязанова на Высших режиссерских курсах вышли талантливые ученики мастера: Юрий Мамин, Иван Дыховичный, Исаак Фридберг и другие. У нас есть все основания говорить о кинематографической школе Рязанова.

И наконец, несколько слов скажу об общественной деятельности, гражданской позиции Эльдара Рязанова.

Он не стремится занимать высокие государственные посты, предпочитая тихо и незаметно оказывать помощь действительно нуждающимся коллегам. Он не числится в штатных ораторах и не любит выступать. Но уж если выходит на трибуну, то об этом помнят долго. Когда его только что проработали за шумные выступления в Киеве, были уверены в его лояльности и послушании, потому предоставили слово на пленуме Союза кинематографистов, даже не просмотрев текст. Но, видимо, они совсем не знали Рязанова. Он стал говорить о том, что смерть Высоцкого и Шукшина наглядно показала, кто является в стране властителем дум, что нельзя жить идеологическими кампаниями, что нет ничего более разрушительного для человеческой психики, чем яд, вливаемый в сознание людей фальшивыми псевдопатриотическими фильмами. Среди живущих художников, говорил тогда Рязанов, есть живые и мертвые. И именно «мертвые» чаще получают знаки отличия и награды. Рязанов чувствовал, как от президиума шел враждебный ток. Он знал, что на карту ставит все: свое будущее, свои картины, свою карьеру. Но он предпочел все земные блага моменту Истины и своим выступлением спас честь Художника.

Сегодня страна как никогда нуждается в таких мужественных и совестливых людях. Возродят Россию люди с честью и достоинством.

В «Неподведенных итогах» Эльдар Александрович говорит о жизни как непрерывном диалоге со зрителем и читателем. Он не хотел бы свое обращение к аудитории превращать в монолог, ибо не может жить без немедленного резонанса, без сиюминутных рецензий, без записок из зала.

В течение ближайших двух часов Университет гарантирует Вам, Эльдар Александрович, яркую и насыщенную жизнь в предпочтительной для Вас форме. Я уже слышу шелест записок в зале и по глазам студентов вижу их готовность выстроиться в очередь у микрофонов.

Александр Запесоцкий

В искусстве надо быть стайером

Признаюсь, после такого замечательного вступительного слова я несколько смущен и не знаю, как на него реагировать, потому что я поражен столь полным и подробным знанием моей биографии вашим ректором. Это просто невероятно. Спасибо Вам большое, это очень лестно. Конечно, было бы удобнее сразу перейти к вопросам, но я все-таки попробую кое-что сказать.

Я поздравляю вас с наступающим Новым годом. Мне приятно видеть здесь столько замечательных, молодых, очаровательных, добрых лиц, потому что между нами лежит огромное пространство времени. 50 лет назад я окончил ВГИК и получил диплом кинорежиссера. Я полвека занимаюсь этой профессией. Повторяю, это огромное временное расстояние, и для меня нет большей награды и большей радости, чем та, которую я испытываю, когда ко мне подходит человек вашего возраста и говорит добрые, хорошие слова о картине, о книге, о телепередаче... Это очень важно и очень дорого для меня.

Феллини, когда был уже в немолодом возрасте, сказал: «Мой зритель умер». Представляете, какая грустная фраза. Конечно, не всякий режиссер может так сказать, потому что не у всякого режиссера был свой зритель. У Феллини был, и он это очень чувствовал. Знаете, есть два вида бегунов — спринтеры и стайеры; спринтер — это человек, который бегает на короткую дистанцию: пробежал короткую дистанцию — и он чемпион. Но время такого спортсмена быстро кончается. А стайер — это человек, который бежит на длинную дистанцию. В искусстве надо, в переносном смысле, быть стайером, потому что в искусстве не существует такого понятия, как рекорд. Очень важно, чтобы тебя хватило на долгую-долгую жизненную дистанцию; это очень трудная задача, решение которой зависит от многих факторов.

Слушая сегодня Александра Сергеевича, вспоминая все, я думал с ужасом: неужели это было? Действительно, почему артисту, после того как он сыграл роль Ленина, нельзя играть жулика, да еще хорошего и благородного. Но, поверьте, это правда, и правда, что закрыли фильм «Сирано де Бержерак» из-за того, что я в нем хотел снимать Евтушенко, а он в то время выступил с антиправительственным заявлением о нашем вторжении в Чехословакию и был персона «нон грата». И Ильинского в роли Кутузова я снимал подпольно, поставил киностудию перед фактом. Вы этого всего не знаете, и слава Богу. Но вы должны об этом помнить и сделать все для того, чтобы такое не повторилось. А теперь давайте перейдем к запискам.

• А. С. Запесоцкий: — Эльдар Александрович, очень много вопросов наивных, на которые Вы уже не раз отвечали: «Какой фильм дался Вам с наибольшим трудом?» Я знаю, что все дались с наибольшим трудом.

— Да. Но с наибольшим трудом все же дался фильм «О бедном гусаре замолвите слово», потому что он находился под пристальным вниманием КГБ. Хотя действие фильма — история третьего отделения времен николаевской России, возглавляемого Бенкендорфом, того самого шпионского отделения, которое следило за Пушкиным и перлюстрировало его переписку, мы все понимали, что на самом деле делаем фильм о КГБ и о нашем времени. И это была невероятно кровавая история: картину несколько раз закрывали, заставляли переделывать. Я об этом, действительно, рассказал в книге «Неподведенные итоги» довольно подробно, потому что для меня это была самая мучительная картина; директор нашего объединения просто умер после этой картины. Как здесь не вспомнить Пастернака:

Ну знал бы я, что так бывает,

Когда пускался на дебют,

Что строчки с кровью убивают,

Нахлынут горлом и убьют,

От шуток с этой подоплекой

Я б отказался наотрез.

Начало было так далеко,

Так робок первый интерес.

Но старость — это Рим, который

Взамен турусов и колес,

Не читки требует с актера,

А полной гибели всерьез.

Когда строку диктует чувство,

Оно на сцену шлет раба,

И тут кончается искусство,

И дышат почва и судьба.

Картина «О бедном гусаре замолвите слово» была самой тяжелой, но не в творческом смысле, а потому, что она делалась в обстановке подозрительности, отвращения, мерзости и преодоления всех советских — в самом плохом смысле слова — препятствий; это я запомнил на всю жизнь.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — С кем из актеров у Вас особенно тесные отношения?

— С теми, которые у меня регулярно снимаются. В частности, это Лия Меджидовна Ахеджакова, которая, по-моему, просто светлое солнышко. Она женщина очень экстравагантная, своеобразная, но невероятно талантливая, причем у нее репутация актрисы одного дубля, и это поначалу было действительно так. Снимая ее, я говорил «генеральная репетиция», а оператору делал знак, и мы включали камеру. Она первый дубль играла замечательно, а второй — хуже, третий — хуже и так далее. Однажды с ней произошла такая история: она пробовалась на картину «Зося» режиссера Богина и на пробе сыграла так замечательно, что в фильме уже не могла повторить так же. И тогда Богин в цветной фильм вставил черно-белую пробу. Потом, когда она стала очень опытной кинематографической актрисой, эта особенность прошла; она стала хорошо играть и второй, и третий дубль.

Людмила Марковна Гурченко — актриса, с которой мы вместе начинали. Она у меня снималась 45 лет назад в картине «Карнавальная ночь». Я не буду много о ней говорить, скажу только, что это атомная электростанция, на энергии которой может работать целое государство.

Я очень любил Андрея Миронова, люблю и многих других, которые у меня регулярно снимаются.

В последней картине меня буквально очаровал Николай Фоменко, легкий, контактный, дисциплинированный, очень точный, поразительно интеллигентный человек; очень мне понравился. Я обожал Георгия Буркова, который, несмотря на свою простецкую внешность, был эрудированным человеком, прекрасным рассказчиком.

Об актерах можно рассказывать долго, но самое важное для меня, чтобы актер был порядочным, дружелюбным, славным, симпатичным, потому что с ним я вижусь два, три, четыре месяца каждый день. В какой-то степени съемочная группа заменяет семью, потому что на съемочной площадке я провожу больше времени, нежели дома. Из двух актеров на роль в своем фильме я всегда выбирал того, кто человечески мне более приятен, с кем мне хотелось бы после работы встретиться и, может быть, даже выпить рюмку водки (извините, это непедагогично, я беру назад свое заявление).

• А. С. Запесоцкий: — Это мелочь по сравнению с тем, что Вам предстоит сейчас сказать. Дело в том, что я иногда передаю гостям записки, прочтение которых требует от меня личного мужества, потому что записки эти являются проявлением студенческой дерзости. Вот смотрите, что пишут: «На какую роль в Вашем фильме подошел бы наш ректор?»

— Ну, должен вам сказать, что у него очень ко многому обязывающее имя и отчество. Но, правда, Александр Сергеевич Запесоцкий уже немного по возрасту на эту роль не подходит (я имею в виду Александра Сергеевича Пушкина). Но если сделать бакенбарды, надеть паричок… А, впрочем, я думаю, что он может сыграть как Моцарта, так и Сальери.

• А. С. Запесоцкий: — Эльдар Александрович, скажите, пожалуйста, насколько Ваша биография влияет на Ваши фильмы.

— Искусство XX столетия все время тяготело к форме исповеди, поэтому, когда композитор сочиняет симфонию, кантату или даже песню, — в этом обязательно присутствует момент автобиографический. В литературе, в особенности в поэзии, это имеет место тоже; поэзия почти всегда исповедальна. Ну а кино, которое как бы является искусством коллективным, представляет собой несколько исповедей разных людей в разной форме и в разной степени. Считается, что главным в кино является режиссер, но фильм — это всегда сплав индивидуальностей, судеб, талантов (или не талантов), характеров: и режиссер, и сценарист, и композитор, и актеры, и художник, и оператор — все они являются авторами картины. Для меня каждая картина — это своеобразная исповедь. Я соавтор очень многих сценариев своих лент; вместе с Брагинским мы работали 35 лет. Я работал с Григорием Гориным и даже с Александром Николаевичем Островским, нашим классиком (он, правда, об этом не знал), работал с Генриеттой Альтман в «Небесах обетованных», а над фильмом «Старые клячи» — с двумя молодыми соавторами. И, конечно, все, что тебя волнует, обнадеживает или раздражает, входит в каждую картину в той или иной степени. Я вам признаюсь, что фильма «Ирония судьбы, или С легким паром» не было бы, если бы у меня не случилось в это время любовной истории, которая, конечно, в преломленном виде в этой картине отражена. Так что каждая картина, в общем, своеобразная исповедь.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — Чем Вы увлекались в детстве? Остались ли эти увлечения до сих пор?

— Я очень любил читать. В школьные годы я очень много читал, причем это не считалось тогда каким-то особым достоинством; я буквально был помешан на книгах, и меня в школе звали «ходячей энциклопедией». К сожалению, потом, с годами, я стал читать гораздо меньше. Я помню время, когда книги нельзя было купить: они стоили копейки до войны (до Великой Отечественной войны — это чтобы вы понимали, что я имею в виду не чеченскую войну), но дело в том, что их просто-напросто не было. Я записывался в библиотеки, подделывал документы, потому что в третьем классе уже читал то, что положено было в седьмом, а книжки в библиотеках давали соответственно твоему возрасту и классу.

Сергей Михайлович Эйзенштейн, наш великий режиссер, приобщил меня к собирательству книг, и я, будучи студентом, всю стипендию тратил на книги. А теперь книги меня выживают из квартиры: мне уже негде жить; у меня на полках стоит огромное количество книг, часть из которых я не читал, и понимаю, что некоторые я никогда не прочту. Если раньше я стоял в очередь в библиотеке и, чтобы прочитать какую-то нужную, интересную или модную книгу, ждал, когда она освободится, то теперь книги стоят в очередь ко мне и ждут, когда я их прочитаю. Это очень печальная история, потому что я считаю (не боясь казаться старомодным), что высшее наслаждение, если говорить о наслаждении знанием, — не смотрение телевизора, а чтение. Поэтому, если вы любите русский язык, русское слово, для вас невероятное счастье — читать прекрасную книгу. Я знаю, что сейчас читают меньше, больше смотрят телевизор, «гуляют» в Интернете и так далее, но, запомните, чтение — одна из высших форм наслаждения.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — Эльдар Александрович, расскажите, пожалуйста, о своей учебе (вероятно, имеется в виду вуз).

— Это, знаете, все мне напоминает старую шутку: выходит актриса очень немолодого возраста и поет: «Мне минуло 17 лет», — и голос с галерки: «Во, брат, память!» Поэтому вспоминать сейчас учебу, конечно, я могу, но самое интересное, думаю, то, как я поступил в институт кинематографии, потому что поступил я туда, действительно, совершенно случайно. Александр Сергеевич об этом говорил. Я послал документы в Одесское мореходное училище. Шла война, 1944 год, и поскольку училище не вернулось еще в Одессу из эвакуации, ответа не было. Надо было куда-нибудь поступать. Тут я встретил одного приятеля, бывшего одноклассника, и он уговорил меня поехать вместе с ним поступать во ВГИК, хотя тогда я даже не знал, что это такое. В приемной комиссии я узнал, что для того чтобы поступить на актерский факультет, надо было выступать в самодеятельности. Я не выступал в самодеятельности никогда. Для того чтобы поступить на художественно-оформительский, надо было уметь рисовать; я рисовать не умел, не умею и, думаю, что уже не научусь. Поступая на операторский, надо было предъявить свои фотографии. Жили мы бедно, фотоаппарата у меня не было и фотографировать я не умел. При поступлении на сценарный факультет надо было сдать какие-то сценарии. И единственный факультет, где ничего не надо было уметь делать, был режиссерский; я понял — это факультет для меня. Когда я подал документы, выяснилось, что конкурс туда 25 человек на место. У меня никакого блата не было, в моей семье никто не работал в кино и «в начальниках» не был. Я, как теперь говорят, пришел с улицы. В общем, меня приняли условно, а это означало, что если в первом семестре я получу плохие отметки по режиссуре и актерскому мастерству — главным профилирующим предметам, то меня в январе выгонят на улицу.

Учился я на «тройки», Козинцев был очень недоволен тем, что я делаю, но я был просто очень молод; все другие студенты были старше, многие пришли с войны, а я был абсолютно «зеленый» недоросток. Когда в конце 2-го курса Козинцев сказал мне: «Дорогой Элик, нам с вами придется расстаться», я очень расстроился: я уже очень хотел закончить ВГИК, стать кинорежиссером, а про моряцкие свои замашки уже давно забыл. «Вы слишком молоды», — сказал мне тогда Козинцев, и меня спас ответ: «Григорий Михайлович, но когда Вы меня два года назад принимали, Вы должны были это заметить тогда». Он почесал голову и сказал: «Да, верно, черт с Вами, учитесь». И вот благодаря этому я как-то дотянул до диплома, на защиту которого Козинцев даже не приехал; мне предназначалась нелестная отметка, но диплом мой комиссии очень понравился, я получил диплом с отличием, несмотря на то что был троечником. А когда я сделал фильм «Карнавальная ночь» и здесь, в Ленинградском доме кино показал его, Козинцев, посмотрев картину, сказал: «Мда», — и, почесав голову, добавил: «Ничему этому я Вас не учил». А потом у нас были замечательные отношения: он писал мне письма, что я любимый режиссер их семьи. Мне было это очень приятно. Во ВГИКе, конечно, нас многому учили, и это, в общем, была замечательная учеба.

Запомните, ребята, студенческий возраст никогда больше не повторится, и все, что сейчас происходит, — это счастье. Вы это поймете потом. Те, кто понимает это сейчас, молодцы.

• Наталья Соколова, студентка юридического факультета, 1 курс, Санкт-Петербург: — Некоторые личности, например Матисс, Кандинский, Маринина, оставили карьеру юриста и связали свою жизнь с искусством. А знакомы ли Вы лично с такими людьми?

• А. С. Запесоцкий: — И помогло ли это искусству?

— Я лихорадочно думаю. Вы знаете, в наше время профессия юриста не считалась престижной. Мы росли, жили, старели в беззаконном государстве. Поэтому я не помню ни одного человека, который бы бросил в наше время юридическую науку и занялся искусством. Вот что доктора становятся писателями — это наша традиция, начиная с Чехова и Вересаева. А юристы? Не знаю, может, кто и был, но я таких не встречал.

• А. С. Запесоцкий: — У нас в стране, Эльдар Александрович, по-моему, чаще доктора наук уходили в таксисты, чем юристы в искусство.

— Да, а многие доктора наук уходили в дворники.

• Елена Кошелева, студентка факультета искусств, специальность — звукорежиссура, 1 курс, Санкт-Петербург: — Сначала я хотела бы Вас поблагодарить за Ваши замечательные творения, на которых выросли мои родители, на которых выросла я и, думаю, вырастет еще не одно поколение. И у меня такой вопрос: что испытывает кинорежиссер, когда картина впервые выходит на зрительский суд? Какая из Ваших работ, по Вашему мнению, была более сложной в эмоциональном плане, в плане работы с актерами, сюжета?

— Я могу сказать, что режиссер, когда его фильм впервые выходит на экран, испытывает легкий шок, испуг и надежду на то, что картина понравится, потому что за каждой картиной стоит как минимум год, а то и два, и три года труда, бессонных ночей, жуткой нервотрепки. Каждая картина для меня — результат всего того, что я умею, чувствую, переживаю, испытываю.

Я делаю фильмы для зрителей, а не для критиков и не для будущего. Комедия (а я работаю в основном в этом жанре) родилась на ярмарке, на площади. Это балаган, это Петрушка, это Иван-дурак, Арлекин. Это искусство, которое оценивается немедленно. Надежды на то, что через лет 100, глядишь, оценят, нет. Кино стареет в связи с техникой. Поэтому нужен немедленный резонанс, мгновенный отклик зрителей. И еще одно: когда зритель смотрит драму, то его молчаливое посапывание режиссер может принять за восторг, может думать, что в это время у зрителя слезы капают. А если во время демонстрации комедии зритель не смеется, это провал. Поэтому на первый просмотр я всегда стараюсь затесаться в публику, сесть в первые ряды и смотрю не на экран, где мне все известно до мелочей, в на лица зрителей. Чувство юмора у людей развито по-разному. Комедия не зря родилась на площади. Ее нужно смотреть не дома по видику, а обязательно в зрительном зале, потому что смех в зависимости от количества публики возрастает не в арифметической, а в геометрической прогрессии. Зритель, который начинает ржать, хохотать, падать со стула, невольно заражает соседа или соседку, и они тоже начинают понимать, что это смешно. А когда человек сидит дома, бацилла смеха не передается так, как в зрительном зале.

Первая встреча со зрителем невероятно важна. Ты понимаешь: родился фильм или это мертворожденный ребенок. Это очень ответственно, поэтому нервное напряжение режиссера здесь колоссально, и каждый фильм для меня очень сложный, потому что все, что я знаю, что умею, что чувствую, я вкладываю в свой новый фильм, который является на данную минуту последним.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — Эльдар Александрович, почему Вы любите устраивать премьеры своих кинолент в городе на Неве? Это добрая традиция или какое-то суеверие кинематографиста?

— Город на Неве вообще для меня город родной. Это подтверждает вся моя жизнь. Во-первых, мой учитель Григорий Михайлович Козинцев — ленинградец, петербуржец, невероятный эрудит, шекспировед, кинорежиссер, театральный режиссер и писатель. Этому мастеру я обязан очень многим, несмотря на то, что он меня шпынял и не считал способным. Но, может быть, это-то и помогло, потому что мне хотелось ему доказать, что это не так.

Во-вторых, здесь был снят мой первый документальный фильм, который назывался «Дорога имени Октября». Он был снят в 1951 году об Октябрьской железной дороге, которая связывает Москву и Ленинград. В 1851 году по ней прошел первый поезд. Говорят, императору Николаю I инженеры принесли проект этой железной дороги, и он провел на схеме линию; карандаш его задел за палец, и образовался зигзаг. Так дорогу и построили — с этим зигзагом. И «Попутная песня» Глинки, которую вы все знаете, была написана в честь открытия этой железной дороги. Так что первый мой фильм рассказывает о железной дороге, которая связывает два наших города. Далее: куда попадает герой фильма «Ирония судьбы, или С легким паром»? В город на Неве. «Невероятные приключения итальянцев в России»: где там бегает лев? Он бегает по вашему городу. После того как руководители вашего города посмотрели картину, они сказали: «Надо выставить охрану у памятников старины». В Петербурге живет мой любимый композитор, друг, с которым мы работаем вместе с 1965 года. Это Андрей Павлович Петров. Здесь живут мои друзья — Алиса Фрейндлих и Олег Басилашвили. Я много раз приезжал в ваш город просто отдыхать. Я знаю Репино, знаю другие пригороды, хорошо знаю город — второй город по значению в моей жизни. Так что не устраивать здесь премьеры — это просто глупо и невозможно. Даже фильм «Гараж», который снят в павильоне, начинал сниматься в Ленинграде, в зоологическом музее. Объясню почему. Нам нужно было снять зоологический музей. Но шел 1980 год, в котором должна была произойти Олимпиада. И почему-то к Олимпиаде наш московский зоологический музей закрыли на ремонт. Поэтому нам пришлось приехать сюда, и первые «пробеги» Лии Ахеджаковой в начале картины среди чучел настоящих животных снимали в Ленинграде.

Так что у меня с вашим городом связано очень многое, не говоря уже о замечательных дружеских отношениях с кинотеатром «Аврора»; они мне на день рождения прислали целый ящик моих любимых миног, которых нет в Москве, а есть только в вашем городе. Как же мне после этого не устраивать здесь свои премьеры?

• Павел Полохутенко, студент факультета искусств, специальность — актерское искусство, 1 курс, Санкт-Петербург: — В одном из своих недавних интервью Вы сказали, что не видите нового поколения кинематографистов. Не могли бы Вы дать совет, как стать блистательным кинематографистом? Стоит, по-Вашему, придерживаться старых жанров или нужно искать что-то новое?

— Я могу вам сказать, почему я считаю, что нет нового поколения кинематографистов. Это странно для меня, потому что отдельные талантливые кинематографисты есть. Но когда происходит общественный слом в государстве, то их обычно появляется целая плеяда. Например, после революции (Великой Октябрьской, так называемой) пришла целая плеяда кинематографистов: Эйзенштейн, Довженко, Пудовкин, Козинцев, Герасимов и многие другие. Когда на XX съезде КПСС Хрущев разоблачил культ личности Сталина, тоже появилась целая плеяда кинематографистов. Это было мое поколение — Чухрай, Алов, Наумов, Хуциев, Тарковский. И сейчас произошел очень резкий слом — мы от социализма перешли к капитализму. Должна была бы опять появиться плеяда кинематографистов, но почему-то не появилась. Почему? Не знаю. Может, от того, что денег совсем нет на кино, а, может, по другой причине; не мне разбираться в этом. Что касается того, как стать блестящим кинематографистом, этого я тоже не знаю. Здесь советов быть не может, чужой опыт еще никого никогда ничему не учил. Должно быть в первую очередь желание. Я думаю, что новые формы надо искать обязательно. Но искусство делится как бы на две категории. Есть люди, которые ищут новые формы, — например, Феллини, Тарковский. Их фильмы далеко не всегда имеют успех у широкой публики. Они имеют успех только у узкого круга профессионалов, потому что эти кинематографисты открывают новые особенности киноязыка, так же как некоторые писатели (Кафка, Джойс) показывают новые возможности литературного языка. Эти люди — новаторы, которые работают именно в области формы. Потом, конечно, это становится общим достоянием. Но есть и шедевры, которые абсолютно традиционны, например старый фильм «Бесприданница».

• А. С. Запесоцкий: — Смотрите, какая записка: «Скажите, пожалуйста, почему Ваши фильмы мы можем смотреть снова и снова (каждый Новый год, например, “С легким паром” показывают по всем каналам). А фильмы со Сталлоне один раз посмотришь — и больше не интересно». Это пишут студенты, так что Вы из категории вечности, Вы вне возраста.

— Если каждый актер играет потрясающе, композитор написал замечательную музыку, то, несмотря на кажущуюся простоту, фильм может быть шедевром, хотя он и не несет в своей форме ничего нового. И вообще для кинематографистов, которые ищут новые формы, будущее бывает опасным, потому что современники порой покупаются на новизну формы, но если за этим нет глубины содержания, мастерства, то проходит 20 лет, те приемы, которые изобрели новаторы, становятся общим достоянием, и интерес к творчеству таких кинематографистов пропадает. Поэтому если даже режиссер увлекается особенностями формы, содержание, сюжет, характеры, актерские образы — все это должно быть обязательно сочным и полнокровным. Это работа трудная, и до всего нужно доходить самому. Козинцев нам говорил: «Научить режиссера невозможно, я вас буду учить думать. Если вы сможете это делать, то до всего остального дойдете сами». И это было очень правильно.

• Олег Сивков, аспирант экономического факультета, специальность — экономика и управление народным хозяйством, Санкт-Петербург: — Уважаемый Эльдар Александрович, если бы Вам сейчас предложили снять документальный фильм, Вы бы приняли это предложение? И если да, то о чем был бы этот фильм?

— Вы знаете, думаю, что не принял бы. Я уже из этого вырос. К тому же сейчас документальный фильм очень трудно делать. Когда я работал в документальном кино, была эпоха «лакировки»: плохое скрывали, людей не снимали небритыми, в бедной одежде. Я сам красил какой-то фасад магазина, для того чтобы он хорошо выглядел. И сейчас у нас есть много интересных документальных лент, но они, как правило, разоблачительны. Я устал от разоблачения. Я сам не хочу как зритель видеть грязь, кровь, жуть на экране. Это не значит, что я, как страус, прячу голову в песок, но документальный фильм обычно рассказывает о частном и далеко не всегда выруливает на какие-то общие проблемы, являющиеся глобальными. Делать картину лакировочного плана сегодня, когда люди так трудно живут, по-моему, бессовестно. Может быть, это позиция эгоиста, но я бы не хотел сейчас заниматься документальным кино. Простите, если я вас в чем-то разочаровал.

• А. С. Запесоцкий: — В первую очередь я хочу сказать, что Ваши картины вызывают гордость за Россию, за страну, где рождаются такие таланты. И мой вопрос таков: как Вы относитесь к тому, что в наше время заграничные фильмы все чаще проникают на российские экраны?

— А я отношусь к этому плохо, потому что сейчас для любого отечественного режиссера — молодого или немолодого, знаменитого или незнаменитого — сделать картину очень нелегко. Помимо каждодневных трудностей, существовавших в советское время, и тех, которые будут при любом строе и в любой стране, в наше время появились новые. Так, надо доставать деньги, чего раньше не было. Раньше, правда, надо было пройти определенную идеологическую проверку, а дальше деньги давались; их было немного, но все же достаточно для того, чтобы сделать фильм. Следующая трудность состоит в том, что мы работаем на допотопной технике. Это каменный век. Но даже если ты с невероятным трудом преодолел эти трудности — нашел или написал удачный сценарий, раздобыл денег, как-то поладил с техникой и снял фильм, он может не попасть на экран только потому, что все экраны заняты американскими картинами.

Америка — великая страна. Там есть замечательные фильмы, но к нам завезли огромное количество так называемых боевиков. Я их называю «большое пу-пу». Там «супергерою» навешают так, что он после этого должен полгода как минимум в реанимации лежать, а он через две секунды встает и как ни в чем не бывало черт-те что устраивает своим врагам. Число трупов невозможно сосчитать. Все делается по клише, по рецептам. Я через три минуты знаю, чем кончится фильм. Да, трюки они делают бесподобно. Генерал Трепов во время революции 1905 года был московским генерал-губернатором. Когда начались волнения, он сказал: «Патронов не жалеть, холостыми не стрелять». Так и американцы — патронов (денег) не жалеют и холостыми не стреляют. Если надо расколошматить 100 роскошных машин, они их расколошматят. Мы же никогда ничего подобного позволить себе не можем. Конечно, засилье американских картин нам всем не нравится. В любой цивилизованной стране правительство принимает меры для защиты национального кинематографа. Например, во Франции, если я прокатчик и прокатываю американскую картину, то плачу налог примерно 90%, а если прокатываю французскую картину, плачу налог 10% (цифры условные). То есть государство стимулирует прокат картин отечественных, национальных. У нас ничего подобного нет. Я хочу, чтобы мы видели хорошие американские картины. Прокатчики же часто не обладают вкусом и покупают что «числом поболее, ценою подешевле». А мы все это смотрим, глотаем и вкусы портятся.

• Эрик Твердов, студент юридического факультета, 1 курс, Санкт-Петербург: — Во-первых, я хочу поблагодарить Вас за то, что Вы нашли время и приехали к нам сюда...

— Так это ж мой Университет, я здесь Почетный доктор. О чем вы говорите? Не надо меня благодарить.

• Эрик Твердов: — ...за то, что Вы нашли время с нами встретиться. Скажите, пожалуйста, как влияют изменения в политической ситуации общества на творческую натуру таких людей, как Вы?

— Ну, вы знаете, влияют. Достаточно вспомнить фильм «Небеса обетованные», который я начал снимать в 1990 году. В это время все в нашей стране стало разрушаться. Было такое ощущение, что мы все идем на дно. Началась дикая инфляция, бедность, нищета. И я, который никогда в жизни не испытывал потребности снимать про нищих, про бомжей, вдруг начал работать над этой картиной. По сути дела, когда я начинал ставить фильм «Небеса обетованные», то думал, что делаю современный вариант пьесы Горького «На дне». Только вместо трущоб там — бывший троллейбусный парк, свалка, где живут замечательные, несломившиеся люди. А в это время жизнь «пошла мне навстречу» — благосостояние людей падало, падало. И когда я кончил снимать картину, выяснилось, что я сделал фильм не о частном случае, а обо всей стране. Конечно, это был какой-то внутренний заказ — заказ души — снять именно такую картину, а не нежную картину о любви, делая вид, что ничего не происходит.

Естественно, перемены в стране находят и в моем творчестве какое-то отражение. Все мы — продукт своего времени. И, конечно, каждый художник, работающий в кино, иногда даже неосознанно является в какой-то степени барометром жизни общества.

• Анастасия Штарк, студентка факультета культуры, специальность — журналистика, 1 курс, г. Алматы: — Уважаемый Эльдар Александрович, в Ваших фильмах Вы постоянно снимаете красивых женщин. Вы их превратили в женщин-легенд. Не могли бы Вы дать совет и рассказать, какой должна быть идеальная жена?

• А. С. Запесоцкий: — Сейчас еще и покажем, не только расскажем.

— Да, за примером недалеко ходить. Моя жена присутствует здесь...

• А. С. Запесоцкий: — Эмма Валериановна, супруга Эльдара Александровича.

— Во-первых, конечно, жену нужно любить и нужно, чтобы она тебя любила. И от тебя это зависит во многом. Моя жена очень умна, очень добра. С моей точки зрения, очень красива. Она обладает еще огромным количеством достоинств: умеет редактировать рукописи, готовить еду, водить машину, работать в саду, убирать, стирать, мыть посуду — словом, делать все. Но самое главное — она очень настроена на добро. Такого доброго человека, который всегда и во всем хочет помочь, для которого чужая боль становится собственной, встретишь не часто, а ведь именно это свойство подлинно интеллигентной натуры. Понимаете, мне с ней не скучно. И несмотря на то что она наполовину грузинка, наполовину татарка, знает русский язык значительно лучше меня, члена Союза писателей, и все время меня поправляет. Мне, действительно, очень повезло. Она нежна, образованна. Недостатков у нее практически нет, кроме одного — она не любит есть. И поэтому я всегда говорю: «Ты мне не сотрапезница».

• А. С. Запесоцкий: — Эльдар Александрович, признаюсь, что я как холостой человек Вам страстно завидую.

Сейчас Вам придется отвечать на целый блок вопросов настырных студентов. Я его зачитаю, а Вы попробуйте хитро ответить. Вопрос первый очень общий: «Как Вы относитесь к женщинам?» Вопрос второй: студенты просят Вас рассказать о первой любви и о том, как повлияла она на Ваше творчество. Пишут еще: «Наверное, режиссеру очень сложно сдерживаться, когда вокруг столько замечательных, талантливых женщин-актрис. Была ли у Вас взаимная любовь, о которой никто не знал?»

— Я к женщинам отношусь замечательно и признаюсь, что у меня совершенно стандартная сексуальная ориентация. У нас есть очень близкая приятельница; у нее нелады с внуком, потому что нашей приятельнице не нравится женщина, с которой внук уже много лет живет. И моя жена сказала ей: «Я не понимаю, чем ты недовольна? Твой внук не курит, не пьет, не колется и любит женщину».

• А. С. Запесоцкий: — Следующий вопрос о Вашей первой любви. Повлияла ли она на Ваше творчество?

— На этот вопрос я отвечу иносказательно. Одного знаменитого скрипача спросили: «Как по-вашему, на каком Вы месте как скрипач?» Он подумал и сказал: «На втором». — «А кто же на первом?» — «О, — говорит, — на первом много». Это ответ про мою первую любовь. Смотря как считать, ведь первая любовь бывает и во втором классе, и в пятом. Ответить точно сложно.

• А. С. Запесоцкий: — Хорошо. Ну, наконец, студенты очень хотят, чтобы Вы открыли какую-нибудь самую тайную взаимную любовь, о которой Вы еще никому не рассказывали. Вопрос звучал так: «Вокруг столько замечательных актрис. Можно ли сдерживаться...»

— Нельзя, нельзя. Сдерживаться нельзя. Но я могу ответить вам словами великого режиссера Милоша Формана. Я не так давно прочитал его книгу, которая вышла в серии «Мой XX век». Он пишет: «Я все время занят на работе. И вот я снимаю какую-то актрису, думаю, какая она замечательная, какая красивая, какая талантливая, как приятно, наверное, быть с ней. Но я постоянно занят. Когда же картина подходит к концу и я начинаю думать о том, что, может быть, завтра... но завтра она уже снимается у другого режиссера, а я ее больше не вижу». Вот и все. Мне это очень знакомо. Конечно, есть люди, которые все успевают, но я не из их числа, к сожалению или к счастью, не знаю.

• Ирина Колесникова, сту­дент­ка факультета культуры, специальность — социально-культурная деятельность, 1 курс, Санкт-Петербург: — Эльдар Александрович, скажите, пожалуйста, о чем Вы мечтали в детстве, сбылись ли Ваши мечты, и о чем Вы мечтаете сейчас?

— Мои мечты всегда носили конкретный характер: получить разрешение сделать такую-то картину, достать на это денег. Некоторые мечты не сбылись. Вы знаете, у меня такое ощущение, что когда я рассказываю, кажусь вам очень скучным — рабочая лошадь какая-то. Но я не могу сказать: «Я хотел познакомиться с Элизабет Тейлор, завязать с ней роман, уехать с ней в Гонолулу», потому что мне, действительно, это не приходило в голову. Я никогда не рассказываю о том, что мечтал купить машину. Это смешно и очень принижает мой образ. Да это и не мечты, это просто какие-то задачи, которые надо было решать. А сегодня я мечтаю только об одном — быть здоровым, а остальное, как говорят грузины, купим.

• Оксана Степанова, студентка юридического факультета, 1 курс, г. Волхов: — Скажите, пожалуйста, согласны ли Вы с утверждением, что нет маленьких ролей, есть маленькие актеры?

— С одной стороны, согласен, с другой — не совсем. Так, в фильме «Берегись автомобиля» я отказался от определения «в эпизодах»; там было написано «в маленьких ролях». В маленьких ролях в фильме снимались Галина Волчек, Татьяна Гаврилова, Вячеслав Невинный и другие актеры, бывшие уже тогда знаменитыми. Правда заключается в том, что маленькую роль значительно труднее сыграть хорошо, чем большую. Играя главную роль, актер может затронуть разные черты характера. А маленькую роль или эпизод должен играть обязательно мастер или типаж, который очень подходит для данной ситуации. Недаром и за роль второго плана дают «Оскара». Талант нужен везде.

• А. С. Запесоцкий: — Господа, к сожалению, мы ограничены во времени. Дописываем последние записки. Вопросов настолько много, что я вынужден просить Эльдара Александровича быть чуть более телеграфным, чтобы ответить на все.

— Это трудно; я предупредил, что болтун — находка для шпиона.

• А. С. Запесоцкий: — Это замечательно. Не только для шпиона. (Читает записку): Фаина Георгиевна Раневская как-то сказала: «Я — выкидыш Станиславского». Как Вы это понимаете, и могли бы Вы про себя сказать то же самое?

— Я понимаю, что это в переносном смысле. Вообще Раневская отличалась тем, что была необыкновенно языкастая. Она, например, говорила: «Сняться в плохой картине — это все равно, что плюнуть в вечность». Обратите внимание, как это точно. Как-то она упала и лежала на асфальте; мимо шли люди, она сказала: «Народные артисты на улице не валяются». Это замечательная актриса, и в данном случае, я думаю, она имеет в виду то, что она каким-то образом соприкоснулась с «великим реформатором сцены» Константином Сергеевичем.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — Назовите Ваши любимые литературные произведения. Кто Ваш любимый классик?

— Классиков много любимых, на то они и классики. Честно вам скажу, я очень люблю поэзию. Перед сном я часто беру томик стихов Марии Петровых — нашей замечательной поэтессы. Она не так известна, как Ахматова, Цветаева или Ахмадулина, но от этого не менее велика. У меня много любимых поэтов. Это и Заболоцкий, и Давид Самойлов, и Левитанский, список можно долго продолжать. В основном это отечественные поэты, потому что в переводе поэзия много теряет, хотя были случаи, когда, наоборот, приобретает. Например, Роберт Бернс, благодаря тому, что его переводил Маршак, — гений поэзии и перевода, у нас более популярен, чем у себя на родине в Шотландии. Роберт Бернс стал народным русским поэтом благодаря переводчику. Но это очень редкий, исключительный случай. Читайте Маршака, это замечательный поэт, хотя многие думают, что он поэт только детский.

• А. С. Запесоцкий: — Из молодых драматургов кто Вам наиболее симпатичен?

— А они есть? Я в данном случае, возможно, покажу свое невежество, потому что не знаю. Я с удовольствием читаю Акунина. Он не драматург. Сейчас, правда, собираются делать по его романам фильмы. Это замечательный стилист, удивительный мастер интриги. И я просто «акунист», большой почитатель этого автора. Но делать фильмы по его произведениям будет нелегко, потому что у него особый слог и каждый раз разный.

А что касается драматургов, то сейчас я не знаю почти никого, кроме Птушкиной, которая делает такие милые, веселые комедии. Очень сейчас все разобщено.

• А. С. Запесоцкий: — Эльдар Александрович, вот Вы упомянули Акунина, а поступила такая записка от студента (читает): Писатель Борис Акунин говорит, что как только он покупает новую книгу, одну старую выкидывает. Я не знаю, так ли это, но далее студент задает вопрос: «Эльдар Александрович, можно ли выкидывать книги?»

— Нет, книги выкидывать нельзя. Я помню времена, когда книги почти невозможно было купить. Поэтому когда у нас дома появляются какие-то дубликаты, жена их собирает, и мы вместе отвозим в библиотеку целые стопки книг. Мне кажется, это нормально, человечно, потому что и сегодня есть люди, которые не могут купить и поэтому не могут прочитать целый ряд замечательных книг.

• А. С. Запесоцкий: — Я Вам должен сказать, Эльдар Александрович, что у нас в Университете точно такая же позиция. Наша библиотека насчитывает полмиллиона томов, и мы каждый год покупаем 30 тысяч новых книг и 30 тысяч старых списываем. Но мы их не вы­брасываем, а передаем в школы, где они тоже оказываются достаточно полезными. Следующая записка звучит так: «Уважаемый Эльдар Александрович, прочтите, пожалуйста, одно из своих стихотворений».

— Как, только одно? Я сейчас уйду, это оскорбительно.

• А. С. Запесоцкий: — Прочтите несколько, Эльдар Александрович, мы будем рады.

— Нет, я прочту одно. Я ведь и книжку принес, она называется «Ностальгия». Это сборник стихов, изданный в Нижнем Новгороде. Ну вот, послушайте:

В трамвай, что несется в бессмертье,

Попасть нереально, поверьте.

Меж гениями толкотня

И места там нет для меня.

В трамвае, идущем в известность,

Ругаются тоже, и тесно.

Нацелился было вскочить,

Да черт с ним, решил пропустить.

А этот трамвай — до Ордынки,

Я впрыгну в него по старинке,

Повисну опять на подножке

И в юность вернусь на немножко.

Под лязганье стрелок трамвайных

Я вспомню подружек случайных,

Забытых товарищей лица,

И с этим ничто не сравнится.

• А. С. Запесоцкий: — Эльдар Александрович, прочтите, пожалуйста, еще.

— Нет, в записке просили только одно стихотворение прочитать. Я очень гордый и обидчивый.

• А. С. Запесоцкий: — Эльдар Александрович, записок было пять или шесть.

— Тогда еще одно прочту. Оно, может быть, печальное, но тем не менее:

Я все еще как прежде жил, живу,

А наступило время отступленья.

Чтобы всю жизнь держаться на плаву,

У каждого свои приспособления.

Я никогда не клянчил, не просил,

Карьерной не обременен заботой,

Я просто сочинял, по мере сил,

И делал это с сердцем и охотой.

Но невозможно без конца черпать,

Колодец не бездонным оказался,

А я привык давать, давать, давать,

И, очевидно, вдрызг поиздержался.

Проснусь под утро, долго не засну,

О, как сдавать позиции обидно!

Но то, что потихоньку я тону,

Покамест никому еще не видно.

Богатства я за годы не скопил,

Порою жил и трудно, и натужно.

В дорогу ничего я не купил,

Да в этот путь и ничего не нужно.

• А. С. Запесоцкий: — Эльдар Александрович, это достаточно самокритично и с болью.

— Вы меня извините, конечно, Александр Сергеевич, но Вы просто пыточных дел мастер.

• А. С. Запесоцкий: — Есть чуть-чуть, есть. Но потерпите еще немножко.

— Я с удовольствием, но не замечаю следов усталости на лице ректора.

• А. С. Запесоцкий: — Так я это делаю с удовольствием.

— Я и говорю — пыточных дел мастер.

• А. С. Запесоцкий: — Вы знаете, я всегда надеялся, что мой скромный труд будет оценен, но не ожидал, что это так рано произойдет.

— Просто Вы напали на благодарного клиента.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — Как Ваша семья относится к Вашему творчеству?

— Семья, конечно, помогает, в особенности жена. Она одновременно и худрук, и редактор, и цензор; и она абсолютно беспощадна, что я очень ценю. Иногда мы с ней очень ругаемся по этому поводу, что не мешает нам жить дружно.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — Чем Вы увлекаетесь в свободное время? Есть ли у Вас оно?

— Свободного времени очень мало. Мы с женой мечтаем, что когда я выйду на пенсию, то долгими зимними вечерами будем смотреть фильмы, читать книги, гулять по лесу и так далее. Но эти долгие зимние вечера никак не наступают, потому что все время дела, дела, дела... Я все время бегом живу. На каждый следующий день составляю список дел (их бывает до 30), и то, что удалось сделать, я вычеркиваю. И вдруг возникает дело, которое у меня не записано; но если я его делаю (что значит характер), я его вписываю и вычеркиваю, хотя никому не должен отчитываться, но ничего с этим поделать не могу. Так что свободного времени пока нет, мечтаю пожить для себя. Фильм «Тихие омуты» снимался на Валдае, у нас там есть рыбацкая хижина, как мы ее называем, и каждое лето мы стараемся приехать туда. Там бешено красивые места, мы ловим рыбу. Да, забыл сказать, что мы с женой — еще и рыболовецкая артель. У меня есть разрешение за номером один ездить по озеру на моторе (разрешения номер два нет, но все ездят на моторах), у меня есть разрешение иногда бросать рыболовецкую сеть тоже за номером один (разрешения номер два, естественно, нет, но все ловят рыбу сетями, потому что она не ловится на удочку). Мы с женой ловим рыбу вместе, затем жена ее чистит, я копчу, и потом мы ее с друзьями съедаем. Приезжайте, и вас угостим.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — Уважаемый Эльдар Александрович, Вам довелось на самом раннем этапе жизни перенести тяжелейшие годы войны. Как это коснулось Вашей семьи, и какой отпечаток война наложила на Вашу дальнейшую жизнь?

— Мне было 13 лет, когда началась война. Мы были в эвакуации, потому что война нас застала в Тбилиси, где отчим должен был строить авиационные заводы. У меня есть младший брат — сын моей мамы и отчима. С детьми в 1941 году обратно в Москву не пускали, и мы поехали через Каспийское море, Баку, Астрахань в Самару, где жила сестра моей мамы. Сначала мы были в эвакуации там, потом отчима перевели в Нижний Тагил, и мы переехали в Нижний Тагил, и так далее. Это была жизнь в бараке, с крысами. Я топил печку резиновыми шинами, потому что нечем было, но самое главное — это было полуголодное существование. До конца 1947 года я недоедал, а так как в это время я рос, то был очень тощим. Поэтому когда в декабре 1947 года отменили карточки и стало можно покупать больше еды, я начал есть и не могу остановиться до сих пор; это видно по мне. В Тбилиси, узнав, что началась война, я побежал в книжный магазин и купил карту Западной Европы, чтобы втыкать флажки, отмечая победоносный путь нашей Красной Армии на Запад. Мы были абсолютно патриотичны, и все поражения я глубоко переживал, а победам безумно радовался. Я помню первый салют в Москве в честь освобождения Харькова. Время было очень трудное, голодное, но полное любви к Отчизне, отчаяния и гордости за свою Родину.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — Уважаемый Эльдар Александрович, жизнь учит нас быть гибкими. Как при этом не потерять свое лицо?

— Это очень умный вопрос и очень трудный, потому что, мне кажется, самое главное — выбрать путь. Жизнь очень часто ставит нас перед выбором. И важно здесь — не поддаться одномоментной выгоде, не предать ради нее какие-то святые вещи. Иногда это бывает очень трудно. Ведь можно соврать и что-то за это получить, а можно не соврать и, соответственно, чего-то не получить. Можно где-то угодить начальнику и подняться по служебной лестнице на одну или две ступеньки, сделать таким образом карьеру, а можно не угодить и вообще потерять работу. И мне кажется, что самая главная трудность — не поддаться выгодному соблазну. Устоять и сохранить чувство собственного достоинства и самоуважения необходимо, потому что все начинается с мелкой уступки, далее следует какой-то полуподлый поступок, затем уже подлый поступок, а потом это идет как лавина, как обвал в горах: человек становится подлецом, которому ничего не стоит оттолкнуть слабого, наступить на упавшего. Необходимо воспитывать в себе чувство собственного достоинства, поддерживать его в друзьях, перед трудностями не отступать и не сгибаться.

• А. С. Запесоцкий: — Эльдар Александрович, вот какие вопросы (читает записку): Какой фильм, актер, режиссер западного кинематографа Вам нравится? Есть ли в современном мировом кинематографе режиссер, у которого Вы хотели бы что-то перенять? Какой фильм Вы можете назвать одним из лучших фильмов XX века? Есть ли в мировом кинематографе фильм, о котором Вы могли бы сказать, что жалеете, что не Вы были его создателем?

— Таких фильмов немало. Но, вообще, я считаю, что гением в кинематографе XX века (кино, как вы знаете, родилось в конце XIX века) был только один человек — это Чарли Чаплин. Он был потрясающим сценаристом, гениальным артистом, великолепным режиссером, композитором, продюсером. Его улыбка, нелепый вид, смешная походка, огромные ботинки, лохмотья воспитали в очень многих людях чувства добра, нежности, справедливости. Думаю, что если бы не было Чаплина, мир был бы еще более жесток. А дальше появляются великие таланты — Федерико Феллини, Рене Клер, Милош Форман. Я считаю фильм «Пролетая над гнездом кукушки» одним из лучших фильмов XX века и очень жалею, что не я его снял. К сожалению, Форман успел это сделать раньше меня.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — Вы великий и легендарный режиссер, а такой простой и невероятно обаятельный в общении. Неужели не было случаев, когда Вы кичились, смотрели свысока на других людей?

— Вы знаете, практически не было. Я помню только один момент, когда мне дали в студии документальных фильмов сделать киножурнал «Новости дня» (раз в неделю раньше такие выходили). Я его сделал и вдруг почувствовал, что я — режиссер, и чрезвычайно возгордился. Но очень скоро наступило отрезвление, и произошло это потому, что я просто сам вдруг понял, как я мерзок, как я глуп (хотя никто меня не стыдил). И больше я не позволял себе этого никогда в жизни. Самое главное — всегда помнить, что твой собеседник не глупее тебя. Да, бывает, конечно, что глупее, не буду врать, но это важно иметь в себе как посыл и быть внимательным. Когда я делаю картину для зрителя, то отнюдь не считаю, что он хуже меня, что он глупее меня (иногда он бывает умнее, но не всегда), поэтому я отношусь к нему на равных. Зритель — мой друг, мой собеседник, и я чувствую, что он поймет все, что я скажу. А если он не поймет, значит, виноват я, а не зритель.

И если можешь быть в толпе собою,

При короле с народом связь хранить

И, уважая мнение любое,

Главы перед молвою не клонить,

И если будешь мерить расстоянье

Секундами, пускаясь в дальний бег, —

Земля — твое, мой мальчик, достоянье,

И более того, ты — человек!

Эта заповедь Киплинга (в переводе Маршака) — замечательное стихотворение, которое стало моим девизом на всю жизнь. А еще мой девиз — слова Марка Твена о том, что лучше быть молодым щенком, чем старой райской птицей.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — Уважаемый Эльдар Александрович, Вы говорили, что в момент смены общественной формации на свет рождается плеяда новых кинематографистов. Сейчас ежедневно все меняется, и, по идее, должно появиться поколение молодых талантливых кинематографистов. Так ли это? Поделитесь своими наблюдениями. Есть ли какие-нибудь современные отечественные фильмы, которые Вам нравятся?

— Ну кое-что есть. Они, правда, уже не такие современные, я самые последние фильмы, возможно, не видел, потому что был очень занят: я в 2000 году выпустил две картины на экраны, а это, так сказать, не фунт изюма. Мне нравится «Страна глухих», «Змеиный источник» — наш национальный триллер (впервые это понравилось).

• А. С. Запесоцкий: — Есть еще два вопроса, но я боюсь, что ответы уже исчерпаны (читает записку): Кого из начинающих молодых режиссеров Вы считаете наиболее талантливым? Есть ли у Вас последователи, преемники в современном искусстве?

— Если говорить о комедийном жанре вообще, то жанр этот для нашей страны очень редкий. Причина здесь коренится в исторических условиях. Ни одна страна не задержалась так в своем развитии. Ведь крепостное право в России было отменено только в 1861 году, а крепостное право, как вы понимаете, не особенно располагает к юмору. Сыграло свою роль и татаро-монгольское иго, в котором, кстати, были и положительные моменты. Развитие нашей страны было задержано во многих отношениях по целому ряду причин. Достаточно вспомнить длиннобородых бояр в чудовищно жарких кафтанах в то время, как во Франции уже были Рабле или Франсуа Вийон. История юмора в нашей стране, в общем-то, начинается с Гоголя. Потом был Салтыков-Щедрин — писатель замечательный, но я бы сказал, не столько смешной, сколько страшный, правдивый, сатирический. А дальше — сразу сатириконцы — Аверченко, Тэффи и так далее. Советский период — это Ильф, Петров, Зощенко, а современность — Горин, Арканов... это очень мало. В нашем поколении было три режиссера — «три кита» комедийного жанра — Гайдай, Данелия, Рязанов (во всяком случае, так говорили и писали). Наш менталитет здесь особый: у нас нет легкости. Да, у нас есть анекдоты, но и они постепенно отмирают, потому что в нашей стране анекдот всегда был оружием против власти. А когда, так сказать, власти не стало, анекдоты умирают. И неслучайно Геннадий Хазанов ушел в драму — его жанр сатирического монолога тоже умер.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — Эльдар Александрович, как Вы относитесь к тому, что на международных фестивалях почти не представлены русские фильмы, снятые россиянами? Вам не обидно за Россию?

— Конечно, мне обидно. Но тут ситуация такая: когда началась перестройка, возник огромный интерес к нашей стране. Нас всюду приглашали, и наши фильмы были, но потом мы перестали делать свои фильмы, а вскоре к нам пропал интерес, прошла «мода». Мы наделали так много ошибок во внешней и внутренней политике, что сегодня российское воспринимается в первую очередь как негативное. Очень обидно, даже оскорбительно; это относится не только к кинематографу, а ко многим факторам нашей жизни. Зачастую это несправедливо, но, увы, таково мнение Запада. Отношения с Западом — это особая тема. Америка — невероятная страна; американцы ничего не желают знать, кроме себя. Я уважаю Америку, это великая держава, но люди там самодостаточные, что кажется, — извилины в их мозгах очень прямые. И это лишено чванливости, они с этим живут, они с этим родились. Меня поражает в американцах вот что: там на каждом частном доме висит полосато-звездастый американский флаг, и не потому, что делать это заставлял райком партии, а потому, что они любят свою страну. Еще раз говорю, они не высокомерны, но у них просто в крови, что они самые богатые, самые сильные, самые лучшие, самые умные; они в этом искренне уверены. И поэтому с ними иметь дело очень трудно. Нам нужно еще очень много трудиться, для того чтобы в чем-то с ними сравняться, не говоря о том, что за ними стоит мощная экономика, а за нами стоит, вообще говоря, просто нищета.

• А. С. Запесоцкий: — Эльдар Александрович, Ваше отношение к средствам массовой информации?

— Они очень агрессивны. И нет независимых средств массовой информации; они все кому-то служат, кто — какому-нибудь олигарху, кто — правительству, кто — какой-то партии и так далее. А, например, Доренко я иначе как телевизионным киллером не могу назвать, и не потому, что я сторонник Лужкова или Примакова, нет; просто его передачи — абсолютно бессовестные акты телевизионного убийства политических оппонентов. Он был нанят Березовским и получал за это огромные деньги. Меня коробит бестактность телевизионщиков, которые не стесняются снимать человека, только что узнавшего, что погиб его ребенок. Я понимаю, это их профессия, но они лишены такта, очень агрессивны, и это мне не нравится. Я так же, как и все, не могу жить без телевидения, но очень многое у меня вызывает отторжение, неприятие и нелюбовь.

• А. С. Запесоцкий: — Как Вы относитесь к компьютерным искусствам в кино?

— Я вам прочту одно четверостишие:

В техническом смысле он просто дебил,

В компьютерный век ему трудно,

Но так получилось, он жизнь полюбил,

И это у них обоюдно.

Это я о себе так написал. Объясню, почему я технический дебил. Когда я учился в средней школе, была война; а в те годы физику обычно преподавали мужчины, которые были на фронте, поэтому я, начиная с шестого класса и до десятого, физику не изучал. Поменять пробку дома, если она перегорела, это все, что я умею в техническом смысле. Компьютер для меня вещь малопонятная, ну, что делать, буду жить и писать рукой, как Пушкин (смеется). По-моему, в искусстве компьютер все-таки не может заменить человека. Но я не могу судить об этом профессионально, так что простите меня, если я здесь уклонюсь от ответа.

• А. С. Запесоцкий: — Эльдар Александрович, известно, что при работе над «Тихими омутами» были сняты две финальные сцены: печальный, трагический конец и так называемый «хэппи энд». Почему Вы предпочли грустное завершение картины?

— Этому есть целый ряд причин. Ну, во-первых, финал не трагический, а просто у картины несчастливый конец. Да, был снят и «хеппи-энд», но у меня сложилось ощущение, что и время не то; я даже объяснить порой не могу, почему, как, но время жесткое, прагматическое, неуютное повлияло и на это. Я не смог завершить фильм счастливым финалом, сделать вид, что в стране ничего неблагополучного не происходит; это с одной стороны. С другой стороны, на мое личное психологическое восприятие оказала страшное разрушительное действие смерть моих близких друзей. За последние 3–4 года умерли очень дорогие для меня люди: это и Иннокентий Смоктуновский, и Евгений Евстигнеев, и Булат Окуджава, и Зиновий Гердт, и Григорий Горин, и Марк Галай, и Эмиль Брагинский, с которым я очень активно сотрудничал... многих я еще не назвал. Моя телефонная книжка опустела. Я вспоминаю строчки Есенина:

Стою один среди равнины голой,

А журавлей уносит ветер вдаль...

Вот и моих друзей ветер унес навсегда, это невосполнимые потери. С этим ощущением пустоты, образовавшейся вокруг меня, я не могу не считаться; я это чувствую, я это ощущаю, это проникло в мой организм, в мою плоть, в мой дух. Я не сразу решился на такой финал, тем более что зритель, безусловно, привык к тому, что все мои картины кончаются «хэппи эндом». Но жизнь меняется, я меняюсь вместе с ней. И мне кажется, что даже просто с точки зрения правды (хотя правда жизни и правда искусства — это разные вещи) этот финал более справедлив.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — Что происходит в Вашей душе перед тем, как зарождается идея нового фильма?

— Перед тем, как она зарождается, ничего не происходит. Начинает происходить тогда, когда что-то зародилось. Тогда включается фантазия, начинаешь что-то думать; начинаешь с новым замыслом не засыпать вовремя, новый замысел начинает тебя толкать, вести. В свое время один следователь НКВД говорил: «Теперь не я веду дело, дело меня ведет». В искусстве это так абсолютно: сначала ты что-то придумываешь, каких-людей, ситуации, а потом эти герои начинают вести тебя; уже они диктуют тебе свое поведение. И они так загружают твою душу, твой мозг, твое сердце, что начинают вытеснять реальную жизнь, и ты с ними уже существуешь, как с настоящими реальными людьми.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — Каких артистов Вы бы пригласили на главные роли в фильме «Мастер и Маргарита»?

— Прежде всего, я думал о Гафте, естественно, в роли Воланда. Я думаю, что на Маргариту пришлось бы делать пробы. Мне хотелось, чтобы Коровьева играл Никита Михалков. Замысел был давно, и тогда у меня была составлена труппа, естественно, из актеров тех лет. Понтия Пилата должен был бы играть Евгений Евстигнеев; думаю, на роль Мастера я бы пригласил Иннокентия Михайловича Смоктуновского, и он же у меня играл бы Иешуа.

• А. С. Запесоцкий: — Можно только предполагать, сколько мы потеряли и что мы потеряли.

— ЦК КПСС просто не дал снимать; сказали: «"Мастера" снимать не будем» — и все.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — Есть ли произведение, по которому Вы очень хотели бы поставить фильм сегодня?

— У меня была идея несколько лет назад. Мне хотелось сделать фильм о Наташе Ростовой. В роли Наташи я хотел снимать замечательную французскую актрису Ирэн Жакоб, которой тогда было около 25 лет (она у меня снималась в фильме «Предсказание»). Я хотел сделать фильм, который так и назывался бы — «Наташа Ростова», то есть только о ее судьбе, не показывая Бородино, Аустерлиц и многие другие вещи. Была замечательная актриса, любимая книга. Но это такой адский труд, такой дорогой и, в общем, это оказалось нереально. А сейчас Ирэн уже на восемь лет старше, и уже не получился бы первый бал молоденькой Наташи. Но снять такой фильм мне очень хотелось. В свое время Виктор Розов сделал замечательное извлечение — «Брат Алеша» из «Братьев Карамазовых», он создал пьесу только про брата Алешу. И по этому пути хотел пойти я, делая картину о Наташе Ростовой.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — Есть ли у Вас фильм, который Вы считаете неполучившимся, неудачным?

— Может быть, есть, но я этого никогда не скажу, даже под пытками. Не мне судить, судите вы — время, публика, критики и так далее.

• А. С. Запесоцкий: — Хорошо. Считаете ли Вы профессию режиссера перспективной (у нас ведь есть специальность «Режиссура» в Университете)? Дайте совет начинающим режиссерам, где можно набраться терпения?

— Я сам жутко нетерпеливый человек. Профессия режиссера сильно меняет характер. Когда я начал заниматься кино, то был абсолютным разгильдяем; я опаздывал, но когда впервые пришел на съемку и увидел, что меня ждет 500 человек (съемочная группа, массовка и так далее), что они смотрят на меня с укоризной, я понял, что этого не должно повториться, и с тех пор всегда прихожу первым на съемочную площадку. И если люди ко мне опаздывают, то я для первого раза делаю выволочку, во второй раз я серьезно предупреждаю, а если они опаздывают третий раз, они меня больше не интересуют. Это насчет терпения. И если в интересах картины нужно снять актрису с роли, поменять оператора, я на это иду. Если бы я был абсолютно мягким человеком, я бы не мог поступать так. То есть профессия режиссера учит жесткости, непримиримости. Станьте кинорежиссером, и вы волей-неволей станете терпеливым, когда надо будет ждать зиму летом.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — Можете ли Вы взять на главную роль не актера, а человека с улицы, который Вам просто понравился?

— Вряд ли. У меня были такие попытки, но я всегда потом понимал свою ошибку и приходилось с этим человеком расставаться. К сожалению, мне не попался такой самобытный «человек с улицы», который оказался бы и замечательно талантливым в актерском смысле. Но теоретически это возможно. Вы знаете, я как-то Ельцина спросил, когда брал у него интервью: «Вы допускаете, что у нас президентом может стать чуваш, грузин, туркмен, татарин и так далее?» Он сказал: «Теоретически допускаю».

• А. С. Запесоцкий: — А вот смотрите, какая чудная записочка (читает записку): Уважаемый Эльдар Александрович, скажите, пожалуйста, как и где можно пройти кинопробу? Нужно ли этому обучаться, или достаточно иметь желание и талант?

— Вы знаете, если речь идет о том, что 17-летнему человеку нужно играть 17-летнего, то не надо проходить курсы. И тем не менее, я делал фильм «Дорогая Елена Сергеевна», где у меня снимались четыре 17-летних человека. Они играли роли выпускников средней школы. Я попробовал сначала театральных студентов, лет под 20; нет, не получается — нет той непосредственности, той живости, той юности. Они уже как бы вроде что-то знают, но на втором или на третьем курсе еще мало что умеют, а вместе с тем какая-то свежесть уже утрачена. Я нашел двух актеров, когда был на школьном спектакле, — Наташу Щукину и Диму Марьянова (сейчас они уже звезды театра «Ленком» у Марка Захарова). Одну роль у меня играл Федя Дунаевский, который до этого сыграл в фильме «Курьер» (ему было 19 лет), и один парень был из балета. Вот так я нашел своих актеров. Лариса Гузеева играла у меня бесприданницу, когда была дипломницей ЛГИТМиКа (Ленинградского института театра, музыки и кинематографии), но я с ней очень сильно намучился, потому что она хотя была и красива, и возбудима, и эмоциональна, но в общем актерским мастерством еще не владела, так что пришлось заниматься во многом еще и педагогикой.

• А. С. Запесоцкий: — Существуют ли приметы на съемках?

— Это зависит от режиссера. Конечно, есть примета такая: нельзя начинать снимать картину в понедельник, нельзя 13 числа (я уж не говорю о пятнице 13). Если встречаешь кошку, надо обернуться и поплевать трижды через левое плечо. Но это уже приметы общие, а есть целый ряд особых примет: например, ты выезжаешь на съемку, тебе нужно солнце, а идет дождь, не ливень, который пройдет быстро и выйдет солнышко, а нудный, мелкий, долгий бесперспективный дождь. Существует неписаный закон — группа все равно выезжает на съемку и ждет до конца светового дня, не выйдет ли солнце. Съемка не отменяется, чтобы потом не кусать локти; ведь мгновение не вернешь уже никогда. Так что есть не суеверия, но некие правила, которые надо выполнять, пусть даже вопреки обстоятельствам, поэтому борьба с обстоятельствами — это тоже одна из главных забот кинорежиссера.

• А. С. Запесоцкий: — Народ спрашивает: «Вы всей стране объяснили, что надо делать 31 декабря. А ходите ли Вы 31 декабря сами в баню с друзьями? Что Вы делаете в этот день?»

— Я вообще баню не люблю, предпочитаю просто душ и элементарный процесс смывания грязи, чтобы как можно меньше времени на это тратить, а вот на этот кайф, чтобы сидеть с водочкой, с пивком, у меня времени никогда нет, это первое. Во-вторых, со мной произошла в детстве такая неприятная вещь — меня затащили в парную, где было жутко натоплено, и я там потерял сознание; отвращение к бане у меня осталось на всю жизнь. Так что здесь налицо пример неискренности автора.

• А. С. Запесоцкий: — Но мы знаем (нам Ширвиндт рассказывал), что Вы снимали все это в мороз, под лестницей, и актеры там здорово напились.

— Ширвиндт рассказывает историю, противоположную той, которую рассказываю я; у нас с ним непримиримый конфликт на эту тему. Мы, действительно, снимали на «Мосфильме» под лестницей этот эпизод; причем это был последний эпизод картины. Вся картина была уже снята, но этих четырех занятых и знаменитых актеров мы вместе на съемку свести никак не могли. А ведь эпизод этот очень важный, даже ключевой. Но у Белявского в эти дни был какой-то семейный праздник, и он притащил на съемку несколько бутылок водки. Мы снимали этот эпизод две ночи. Сцена делится примерно так: сначала они трезвые, начинают выпивать, а вторая половина сцены — они уже на весах, «взвешиваются на брудершафт», поют песню «Под крылом самолета» и так далее, здесь они уже враскосец пьяные. Так вот, снимая первую половину сцены, я вижу, что они сильно выпили, а сделать ничего не могу, отменить съемку не могу, потому что мы их с таким трудом собрали вместе за несколько месяцев первый раз. Значит, первую половину сцены они сыграли (там, где они трезвые), будучи очень сильно выпившими. На следующий день, вернее на следующую ночь, я расставил пикеты, и опять кто-то притащил водку, но уже во второй раз этот номер не прошел: я реквизировал все, и они снимались трезвые; поэтому сцену, где они пьяные, они играли трезвыми, что еще раз доказывает, какие это замечательные артисты.

• А. С. Запесоцкий: — Эльдар Александрович, кто Вы по знаку зодиака?

— Я родился 18 ноября — значит, Скорпион. Но это я совсем недавно узнал, я даже точно не помню, в какой год родился, и большого значения этому не придаю.

• А. С. Запесоцкий: — Как Вы относитесь к славе?

— Вы знаете, в общем положительно. Но бывают моменты, когда я не знаю, куда от нее деваться.

• А. С. Запесоцкий (читает записку): — Что Вы считаете главным достижением Вашей жизни, чем Вы действительно гордитесь?

— Если говорить откровенно, это очень серьезный вопрос, но я горжусь тем, что смог сберечь независимость в очень трудное время. Это стоило, действительно, больших трудов. Я никогда не кланялся, никогда не делал карьеры, никогда не подличал ни ради чего и сохранил чувство собственного достоинства. Мне кажется, это главное, если человек может сказать про себя, что он сохранил чувство собственного достоинства. Оставаться самим собой — это очень трудно, но невероятно важно.

• А. С. Запесоцкий: — Эльдар Александрович, есть вопрос лично ко мне, на который я с удовольствием отвечу (читает записку): Александр Сергеевич, какой Ваш любимый фильм Эльдара Рязанова?

Я не могу ответить на этот вопрос. Эльдар Рязанов снял фильмы, которые можно назвать лучшими фильмами советского, российского кино. Конечно, не один Эльдар Рязанов это сделал, есть и другие режиссеры, которые сняли лучшие фильмы нашего кино. Но ни один из российских, советских режиссеров, на мой взгляд, не снял столько лучших фильмов россий­ского, советского кино, сколько Эльдар Рязанов. А еще здесь масса записок (читает записку): Александр Сергеевич, мы Вас любим за то, что Вы пригласили сюда Эльдара Рязанова.

Однако по-настоящему большое количество записок со словами благодарности обращено к Вам. Я выбрал несколько наиболее характерных (читает записки):

Эльдар Александрович, я выросла на Ваших фильмах, Вы, действительно, наш духовный дедушка. Вы дали мне неизмеримо много, спасибо Вам за ваше творчество, и не верьте, если скажут, что молодежь Вас не понимает и не любит.

Уважаемый Эльдар Александрович, я хочу признаться Вам в любви; я люблю Вас, я люблю Ваши фильмы, на которых была воспитана и благодаря которым была выбрана моя будущая профессия. Огромное спасибо, что Вы есть.

Эльдар Александрович, все мои друзья, как и я, любят Ваши добрые, справедливые и честные фильмы. Они пробуждают в нас так много искренних, добрых чувств к людям. Мы смотрим, смеемся, плачем и начинаем больше понимать. А когда я узнала, что Вашей настольной книгой была «Мартин Иден», то поняла, что наши поколения очень похожи. Спасибо Вам большое.

Уважаемый Эльдар Александрович, Вы сказали, что между нами огромное пространство времени, но Ваши картины дороги нам так же, как и нашим родителям, и намного ближе современных неглубоких фильмов, мы Вас очень любим.

Эльдар Александрович, есть одна особая записка; если Вы что-то хотите сказать до того, как я ее прочту, пожалуйста, прошу Вас.

— Я невероятно растроган и очень благодарен за то, что Вы сейчас прочитали, Александр Сергеевич. Вы себе даже представить не можете, как для меня это важно. Когда-то Пушкин сказал:

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой

пробуждал.

Лучше этого сказать невозможно. И если тебе удалось следовать этому девизу, то ты уже счастливый человек.

• А. С. Запесоцкий: — А вот теперь у нас будет несколько не­обычный финал нашей программы. Бывает, происходит определенная педагогическая эволюция в моей деятельности. Ректор — это ведь тоже немножко педагог, это не только завхоз. Сначала я очень боюсь, что придут студенты, которые не будут думать, мне очень хочется сделать, чтобы они как можно быстрее начинали думать, думали лучше и так далее. Но наступает момент, когда я понимаю, что мы здесь работаем не зря, и начинаю радоваться тому, что студенты думают. Последняя записка, которую я хочу особо зачитать, — такие записки меня очень радуют: «Александр Сергеевич, в конце этой встречи пригласите, пожалуйста, жену Эльдара Александровича на сцену, мы хотим стоя аплодировать этой замечательной паре». Эмма Валерьяновна, прошу Вас на сцену.

— Спасибо вам. Вы не представляете, какое огромное счастье мы сейчас испытываем. Будьте здоровы. И я еще раз хочу пожелать вам всего самого-самого прекрасного.