Воспоминания академика Запесоцкого

В российской театральной школе распространены две концепции, два понимания актера. Одно понимание – актер, лишенный собственного видения жизни, мира, собственной концепции искусства, концепции себя в искусстве. Идеальный актер выступает инструментом в руках режиссера. И задача режиссера – увидеть актера, его оценить, оценить его психофизические возможности: пластику, органику, темперамент и так далее, и развить его способности. И если такой актер попадает в руки замечательного режиссера, то это актерское счастье. Актеры у такого режиссера расцветают, вырастают, играют значимые роли, которые подходят им с точки зрения того, чем наделила природа. Для такого актера исключительно важна психотехника, которую он осваивает. Он работает по системе технических задач режиссера, используя свои природные способности.

Есть вторая концепция, которой придерживался Зиновий Яковлевич. Это концепция максимального развития способностей актера как личности, как человека думающего, как творца, который понимает и воплощает замысел режиссера. Безусловно, режиссер – создатель в театре. В концепции Корогодского актер участвует в художественном процессе как созидательная личность, творящая, наилучшим образом понимая волю режиссера. Режиссер, конечно, диктатор в любом случае. В театре это неизбежно. Лучшие ученики Зиновия Яковлевича эту концепцию выражают в творчестве.

В этой связи Зиновий Яковлевич был необычайно уместен именно в университете. Потому, как существуют театральные вузы, действующие по типу профтехучилища. Их можно называть академией, их можно называть университетом, но ситуация от этого не изменится. Это технические училища. Они существуют и в России, и на Западе. Там нередко ставят прекрасную технику, но не заботятся о том, чтобы актер был напитан гуманитарной культурой, осовоил гуманитарное образование.

В таких учебных заведениях общеобразовательным предметам не уделяется внимания. И мастер там, как и вся творческая часть педагогического коллектива, оказывает огромное давление на администрацию: «Не обращайте внимания, насколько хорошо актер знает историю. Или насколько он знает философию. Ну, и тем более, что у него там с языками, литературой, и так далее. Это не важно. Важно, что он талантлив, что он от природы наделен какими-то особыми способностями».

Так вот, у нас с Зиновием Яковлевичем никогда не было противоречий по этой части. Корогодский всегда считал университетскую подготовку (высшую из форм гуманитарной подготовки) чрезвычайно важной.

Отношение к Корогодскому у меня особенное. И дело не только в том, что в системе работы нашего Университета Зиновий Яковлевич действительно занял свое закономерное место.

Иногда спорят, а что в университете самое главное? Ректор ли, профессура ли, студенты ли? Наверное, кто-то скажет, что самое главное – концепция образования, которую исповедует университет. Я думаю, что все важно. Но, безусловно, в концепции нашего Университета огромное, ключевое значение играют мастера, заведующие кафедрами.

Университет, конечно, большой. Есть общая стратегия развития Университета, есть концепция, общее понимание Университета. Но применительно к каждой профессии, применительно к каждой специальности огромное значение играет все-таки кафедра, личность ее руководителя. Если бы на моем жизненном пути не встречались люди масштаба Корогодского, деятельность ректора была бы совершенно бессмысленной, потому что невозможно из ректорского кабинета создать качественные концепции образования, качественные концепции подготовки специалистов по каждой из кафедр. Это невозможно. Огромное счастье, что нам в 90-е годы удалось при реформировании Университета найти в Петербурге масштабные, крупные фигуры людей, личностей которых мы сюда и пригласили. И я могу назвать их многие имена. Здесь, конечно, уже были крупные личности. Такие, как профессора Триодин, Громов. Но мы пригласили еще целый ряд выдающихся людей. Здесь можно назвать и профессора Парыгина, и еще целый ряд имен. Зиновий Яковлевич был все же особенной фигурой даже среди этих особенных людей. С Корогодским я познакомился раньше, чем с кем-либо из других коллег. И влияние на меня Зиновия Яковлевича оказалось огромным. Я вырос в театральной семье. Мать была актрисой. Муж ее – Сергей Тулупников, первый диктор в Петербурге, который получил звание Заслуженного артиста России на телевидении. Мама и отчим были близки к театру, к театральной жизни. Они работали на телевидении, когда я начал сюда приезжать. Я впервые приехал в этот город в 6 лет, влюбился в него. И огромная часть этой любви была связана с театром. Я приезжал чаще всего на зимние каникулы. И родители мое детское пространство (10 дней счастья) насыщали новогодними елками и театром. Это длилось, пока я учился в школе. Потом я приехал сюда в 16 лет, поступать в вуз.

Первый театр, с которым я соприкоснулся душой – Театр юного зрителя Зиновия Яковлевича Корогодского. На каждых каникулах я успевал просмотреть по несколько спектаклей. Это производило колоссальное впечатление. Каждый из этих спектаклей был настоящим праздником.

До моего 6-летия открылось замечательное здание ТЮЗа, в котором театр существует сегодня. Там шла совершенно особенная жизнь. Мне все было интересно. 6-летний мальчишка, я там катался по линолеуму с разбега, конечно, бегал в антрактах по огромному, светлому пространству. В фойе было великолепно. Там были макеты театрального оборудования, макеты сценического оформления.

Но главное было, конечно, в зале. Там были блистательные спектакли «Олеко Дундич», «А с Алешкой мы друзья», и многое-многое, что запомнилось на всю жизнь. Там шел разговор на языке театра абсолютно понятный мне 6-летнему, абсолютно понятный всему залу, захватывающий нас, детей. Настоящая детская жизнь.

Потом прошло много лет, и я, конечно, совершенно на ином уровне уже понимал эти спектакли. Я начал читать книги Корогодского, которые мы же издавали.

Когда я стал ректором, Зиновия Яковлевича уже давно не было в этом театре. Против него была разыграна отвратительная интрига. В мире искусства существовали, конечно, очень жестокие законы. Они и сегодня, к сожалению, существуют. Законы ревности, что среди талантливых людей очень сильно распространено. И уж тем более всего ревности именно бездарности к таланту, зависти к чужой славе, к признанию. Эти явления болезненны, их тяжело переживать. Параллельно с ростом славы Зиновия Яковлевича, конечно, росло число его врагов. Конечно, были и неосторожные высказывания самого Зиновия Яковлевича в адрес других известных театральных деятелей.

Созрела театральная интрига, которая была поддержана властью. Тогда властью был Обком партии. Им было дано поручение Комитету госбезопасности. И против Корогодского была инспирирована жуткая, омерзительная провокация, в результате которой в тюрьму Зиновий Яковлевич не попал, но был лишен всех званий, всех наград. Но самое главное, он был лишен своего детища, своего изумительного театрального дома, актеров, которые его любили, боготворили, и которым он помог достичь вершин театрального искусства. Это был колоссальный удар по замечательному театральному коллективу, давшему не только театру, но и кино много выдающихся имен. Это был удар и по вот театральному дому десятков, если не сотен тысяч маленьких ленинградцев. Зиновий Яковлевич был выброшен из театра.

И потом мучительно медленно, постепенно возвращался в театральную среду. При приглашении на работу Корогодского мне было неважно, что Зиновий Яковлевич был в опале. Я считал это возмутительной несправедливостью, не имеющей отношения к моему делу, к реформированию вуза.

Зиновий Яковлевич был не только выдающимся режиссером, работавшим с актерами в театре при постановке спектаклей. Он был выдающимся театральным педагогом. Он был крупнейшим театральным педагогом в стране. Кстати, это нашло отражение и в специальных театральных премиях по педагогике, которых он был удостоен. Зиновий Яковлевич создал особую обстановку на кафедре: невероятной преданности, служения искусству самоотверженного. По ряду специальностей нам приходится до сих пор принимать меры, чтобы люди ходили на лекции, были на занятиях, чтобы они упорно работали, служили избранной профессии. По кафедре, которой руководил Корогодский, у нас постоянно есть другая проблема: охрана Университета поздно вечером просит студентов удалиться. Они уходят из вуза последними. Вот это – образцовое отношение к своему делу. Это замечательно. Достойно всяческого восхищения, когда человек учится всеми силами, с юных лет понимает, что настоящего успеха в жизни можно достичь только беззаветным служением своему делу, как бы трудно ни было.

Кто-то успевает, учась по другим специальностям, может быть, и подработать, кто-то успевает получить больше обыденных, земных радостей в жизни. А кафедра Корогодского является и сегодня образцом служения Делу. Это привил Зиновий Яковлевич. Не «палочной» системой, а педагогическим талантом. Его традиции живут сегодня.

Когда Корогодский к нам пришел, когда мы начали работать вместе, когда вместе с ним пришел сюда юный состав Театра поколений, ребята поступили в Университет, начали учиться, меня все время будоражила совершенная властями несправедливость. То, что Зиновий Яковлевич был лишен званий и наград, которых он был ранее удостоин.

И тогда я занялся челночной дипломатией. Это было, как теперь кажется, очень забавно. Я приходил к председателю петербургского суда и говорил: «Вы чего осудили человека? Ну, посмотрите, сейчас же иные времена, нет Обкома партии, уже власть сменилась – давайте, отменяйте решение». Мне говорили: «Ну, да. Наверно, вообще-то, по смыслу надо, но мы не знаем». Они не говорили «мы боимся». Председатель суда Полодняков шептал: «Ну, как на это посмотрит прокуратура?». Тогда я шел из горсуда к прокурору Еременко, и говорил: «Слушайте, надо отменять решение по Корогодскому. Это позорное и несправедливое решение». Он говорил: «Да, а как на это посмотрит суд?». Я между ними долго ходил.

Потом стало легче. На меня писали жалобы, когда я вуз переводил на платную основу. Я вынужден был это сделать ввиду прекращения бюджетного финансирования. Тогда у нас было 7 проверок подряд: контрольно-ревизионное управление, прокуратура района, прокуратура Петербурга, прокуратура России... 7 проверок. Они отмечали, что все делалось абсолютно по закону. Тогда вдруг прокурор города говорит: «Александр Сергеевич, я у вас все проверил. У вас все хорошо. Я у вас готов работать на юрфаке».

Тут я и понял, что будет решен вопрос с отменой постыдного приговора Зиновию Яковлевичу. Мы укрепили юрфак прокурором города и суд прозрел, понял, что решение по Корогодскому необходимо отменить. Я был счастлив, потому что хотя бы какую-то часть долга отдал человеку, который очень много сделал для моего личностного становления.

Академик Академии образования Олег Ермолаевич Лебедев мне как-то сказал, что самая главная задача образования – не объяснить, куда Волга впадает, и научить человека отличать добро и зло. Различать добро и зло.

Но этому нельзя научить дидактически. Нельзя сказать: «Вот это добро. Вот это зло». Есть всего два педагогических метода на свете, как можно научить ребенка это отличить. Либо включением в собственную деятельность. Либо средствами искусства, через переживание. Вот чем так важна для нас классическая литература и чем для нас так важен театр. И вот почему так важно театру не потерять наследие Корогодского. Спектакли Корогодского давали даже самым маленьким детям возможность понять, где добро и где зло. Решалась величайшая педагогическая задача. Корогодским создана очень мощная педагогическая теория, и мы не должны забывать, что в этой теории самое главное. Самое главное – понимание добра и зла.

Важно, что театральный мир не забывает Зиновия Яковлевича Корогодского. Прошли годы после его ухода из жизни. Ученики его с нами. Пришли и люди, которые непосредственно не являлись его учениками. Но эти люди работали в том же пространстве замечательного ленинградского театра. Они находились на протяжении своей творческой биографии в диалоге с Зиновием Яковлевичем Корогодским. Они также, как и он, искали ответы на мучительные вопросы, которые появляются у нашего театра при появлении в нем каждого нового поколения зрителей.

ТЮЗ Зиновия Корогодского готовил замечательных зрителей для всех других театров нашего города. Будь это театр Ленинского комсомола, в который я ходил, когда стал постарше и видел там замечательные спектакли. Такие, как «Зримая песня», «Дансинг в ставке Гитлера», который на моих глазах закрывали. Будь это другие театры.

Корогодский стал очень крупной знаменательной художнической личностью для многих поколений нашего театрального зрителя. И я очень рад, что его вклад не забыт, что он используется и умножается. И я хочу нам всем пожелать успеха в деле развития творческого наследия Зиновия Яковлевича.